Сегодня появилось много желающих опорочить имя великого русского композитора. Ровно 120 лет назад, 25 октября (6 ноября) в Санкт-Петербурге, в квартире своего брата на Малой Морской, в возрасте всего 53 лет от холеры умер Петр Ильич Чайковский. О его жизни и творчестве писали много и подробно, на всех языках и во всех странах. Казалось, в биографии величайшего русского композитора, мирового гения музыки, нет никаких белых пятен. Однако в последнее время на Западе, а кое-кто и в России стал вдруг усиленно спекулировать на якобы подлинных причинах его смерти. Кто же это делает, и почему?
Петр Ильич, находившийся в зените мировой славы, приехал из Москвы в Санкт-Петербург в октябре 1893 года для участия в первом исполнении своей Шестой симфонии в качестве дирижера. Премьера состоялась 16 октября в зале Дворянского собрания, нынешней филармонии. Вечером 20 октября композитор посетил Александринский театр, где давали «Горячее сердце» А. Островского. Затем вместе с братом и друзьями отправился в модный ресторан Лейнера на углу Невского проспекта и Мойки. Там он обратился к официанту и попросил стакан воды. Тот доложил, что «переваренной» воды нет. Тогда Петр Ильич, с некоторой досадой в голосе, сказал: «Так дайте сырой и похолоднее!»
Чайковский залпом выпил принесенный стакан и, как потом выяснилось, заразился холерой, эпидемия которой тогда свирепствовала в городе. Но домой он вернулся во втором часу ночи еще совершенно здоровым. Перед сном, ему, как и обычно, поставили на столик стакан воды, который он выпил до дна. Однако уже ночью Петр Ильич почувствовал некоторое расстройство желудка. Утром он принял слабительную соль, почувствовал себя лучше и отправился делать визит. По дороге ему снова стало плохо, пришлось вернуться домой на извозчике. Уже во второй половине дня состояние Чайковского стало ухудшаться, началась рвота. Вызвали доктора Бертенсона, который работал в Николаевском госпитале, где имелось холерное отделение. У него и возникла мысль о холере. Пригласили других докторов, провели консилиум – все согласились с этим диагнозом.
Между тем состояние композитора продолжало ухудшаться. Вечером 24 октября вызвали священника из расположенного по соседству Исаакиевского собора. Но тот не смог исповедать уже терявшего сознание и ослабевшего больного, а только прочел отходные молитвы. Около 3 часов ночи 25 октября Петр Ильич скончался.
Хоронили его по высшему разряду, с государственными почестями, все расходы оплатил лично Александр III.
Огромная процессия провожала гроб с телом великого композитора до Мариинского театра, а затем в Казанский собор, где прошло отпевание. Такое впервые сделали для человека недворянского сословия.
Присутствовали члены императорской фамилии. Стены собора не могли вместить всех желающих помолиться за упокой души Петра Ильича. Густая толпа народа два часа следовала за траурным кортежем до Александро-Невской лавры, где композитор был погребен.
Но почти сразу после похорон версия о смертельном «стакане воды» вызвала сомнения. Чайковский, как и другие, знал про эпидемию холеры, знал, что пить некипяченую воду опасно – умирали по нескольку десятков человек в день. К тому же он помнил, что его мать умерла от холеры, когда ему было 14 лет. В этих условиях композитор, который всегда самым тщательным образом следил за своей гигиеной, вряд ли мог согласиться выпить такую воду. Нет кипяченой? Он бы мог спросить лимонаду или сельтерской - в таком ресторане, как Лейнер, любых напитков было достаточно.
Известный журналист Влас Дорошевич, описывая смерть композитора, о «стакане воды» вообще ничего не пишет: «Чайковский умер. А еще за пять дней до этого я видел его вечером, после театра, в ресторане Лейнера. Он ужинал с друзьями и ел ту самую курицу, которая оказалась для него роковой».
В биографии Чайковского Нины Берберовой, которая внимательно изучала документы и опрашивала еще живых людей, знавших композитора, в описании его последних дней тоже нет ни слова о стакане воды в ресторане. Она пишет только, что он «ел у Лейнера макароны, и, значит, беды никакой нет». А про воду Берберова упоминает, что композитор пил ее дома из графина. Домашние схватили его за руку – вода сырая!
Значит, были макароны, была курица, а вот знаменитого, много раз описанного рокового стакана некипяченой воды в ресторане у Лейнера, погубившего, согласно всем энциклопедиям, Чайковского, может, не было вообще? К тому же, как указано выше, он выпил в тот день в разных местах не один стакан воды. А, впрочем, какая разница? Композитор мог подхватить холеру, где угодно. И этот эпизод можно было бы вообще не упоминать, если бы не выдвинутые не так давно на Западе версии о том, будто Чайковский покончил с собой или… был отравлен!
Впрочем, о возможности отравления гения завистниками некоторые говорили давно. Невестка композитора, Ольга Чайковская, например, утверждала, что он был отравлен одним из врачей.
А завистников у знаменитого композитора было много. Когда Чайковский сочинил оперу «Евгений Онегин», ныне считающуюся гениальной, ее не хотели ставить. Музыканты, завидуя, были против, говорили, что это плохая опера, несценичная, публике не понравится. На сцене она появилась только благодаря личному распоряжению Александра III.
Были и открытые, яростные недоброжелатели, например, некие сестры Пургольд. Одна из них хотела выйти за композитора замуж, а потом, отвергнутая, стала злобно распространять о нем разные порочащие слухи…
Петр Ильич родился на Урале, жил в Москве, в Клину, в Санкт-Петербурге, где окончил училище правоведения, а затем и консерваторию. В Санкт-Петербурге состоялось становление Чайковского как композитора, и были впервые исполнены многие замечательные произведения, прославившие его на весь мир. Казалось, имя гения музыки, внесшего громадный вклад в сокровищницу русской национальной и мировой культуры, свято, но нет, его снова пытаются опорочить!
В 1980 году некая Александра Орлова-Шнеерсон, эмигрировавшая из СССР в США, по образованию музыкальный критик, выпустила в Нью-Йорке книгу «Чайковский без ретуши», в которой обобщила свои «открытия». Основа ее «сенсации»: Чайковский с юных лет испытывал влечение к однополой любви, ужасно от этого мучился и страдал, и, в конце концов, покончил с собой. От нее эта «сенсация» и пошла гулять по страницам мировой печати – россказни критикессы повторили по «Голосу Америки», ну, и пошло-поехало. Ведь в то время сексменьшинства поднимали в США голову, а потому идея превратить великого русского композитора в гомосексуалиста показалась кое-кому стратегически важной.
Выдвигая теорию «самоубийства», Орлова-Шнеерсон утверждала, будто Чайковский вступил в связь с племянником некого герцога Стенбок-Фермора. Герцог будто бы письменно пожаловался царю, передав письмо через главного прокурора сената Николая Якоби. Тот был однокашником Чайковского в училище правоведения, и решил собрать «суд чести» из других выпускников, который должен был вынести приговор. Именно они, по словам Орловой-Шнеерсон, решили, что Чайковский должен покончить с собой, чтобы спасти честь училища.
Однако очень скоро выяснилось, что никакого герцога Стенбок-Фермора не существовало в природе, а был граф с таким именем, который служил у Александра III конюшим, и ему не было никакого резона прибегать к помощи кого-либо, чтобы передать письмо царю.
Утверждая, что Чайковский умер не от холеры, Орлова-Шнеерсон приводит, например, воспоминание Римского-Корсакова: «Помню, как Вержбилович (Александр Вержбилович, русский виолончелист. – В.М.) целовал покойного в лицо и голову». И в самом деле, кто будет это делать с человеком, который умер от страшной заразы? Однако госпожа критикесса тут прибегает к явному подлогу, потому что полностью эта цитата звучит так: «Помню, как Вержбилович, совершенно охмелевший после какой-то попойки, целовал покойного в голову и в лицо». Дескать, пьяному море по колено.
Выдумка была очевидной, тем не менее, версию мадам Орловой-Шнеерсон вскоре поддержал французский романист Доменик Фернандез, написавший на этот счет собственную книгу «Суд чести», посвященную исследованию внезапной смерти Чайковского.
Фернандез отправился в Санкт-Петербург и провел свое собственное исследование в библиотеках и архивах. Однако, хотя и не нашел никаких документальных подтверждений сенсации, тоже поддержал ее версию о самоубийстве.
По его мнению, об этом будто бы свидетельствуют произведения самого Петра Ильича, в частности, драматическая сцена перед дуэлью Ленского и Онегина. Она, мол, исполнена такого мощного трагизма, что это-де и есть свидетельство внутренних мучений композитора, завершившихся самоубийством. Надо ли говорить, что такого рода «доказательства» не стоят и выеденного яйца? Шостакович, например, написал исполненную не менее мощного трагизма Седьмую симфонию, и жил в опаснейшие сталинские времена, подвергался травле, но умер своей собственной смертью. То же самое можно сказать и о Бетховене – другом авторе исполненной величайшего трагизма музыки.
Какие же «доказательства» своей версии приводит сама Орлова-Шнеерсон? Она ссылается на дневники композитора. Однако, как отмечают историки, тщательно проанализировавшие дневники Чайковского, в них нет никаких намеков на этот счет. Дневниковые записи лаконичны и сухи, там нет описаний душевных страданий и духовных мук автора. Вот пример таких записей: «Занятия. Михайлов-певец. Завтрак с Колей. Ходил за Бобиным портретом. Дома. Взял ложу в Малом театре для Алексея и С… Концерт. Симфония Римского-Корскова, увертюра Глазунова, Дютша…». И так далее.
Орлова-Шнеерсон цитирует некоторые «разоблачительные» письма, однако, при этом не сообщает об источниках их происхождения. По мнению исследователей, речь идет о совершенно очевидных подделках, поскольку стиль этих «писем» не соответствует стилю и образу мыслей композитора.
По свидетельствам современников и друзей композитора, Чайковский был деликатнейшим и скромным человеком, целиком поглощенным творческой работой. М. Иванов-Ипполитов в своих воспоминаниях писал: «А застенчивый до чего был! Его вызывают на сцену, а он спрятался за декорациями закулисными. Я кричу ему: «Петя, брось, иди же, зовут, неудобно!» - а он и голоса не подает. Пришлось объявить, что композитор уехал из театра…»
Чайковский работал с утра до ночи, целые дни проводил за роялем, был самым настоящим трудоголиком. В письме великому князю Константину он признавался, что «буквально не может жить, не работая». У него попросту не было времени для каких-либо похождений или посещения сомнительных заведений, что приписывает ему Орлова-Шнеерсон. С ним дружили и переписывались Антон Чехов и Лев Толстой, который гомосексуалистов яростно ненавидел. Никто из них никогда не делал никаких намеков на «особенности» Чайковского, хотя не могли о них не знать, если бы они имелись.
Композитор был глубоко набожным человеком, часто ходил в церковь, строго соблюдал все церковные посты. А верующий человек даже помыслить не может о самоубийстве.
Это самый страшный грех. Самоубийц церковь не отпевает и не хоронит. В жизни у Чайковского была великая любовь к женщине. Ею была итальянская певица Дезире Арто. Он даже писал письмо отцу с просьбой разрешить ему на ней жениться. Но свадьбу сыграть так и не удалось.
Женился же Чайковский на Антонине Милютиной, которая была его горячей почитательницей и буквально преследовала композитора. Вместе они прожили всего несколько дней, оказалось, что Милютина страдает психическим расстройством, и последние годы своей жизни она провела в психиатрической лечебнице.
Опубликовано интервью с президентом Московской психотерапевтической академии Михаилом Буяновым, изучавшим медицинские документы, связанные с композитором, который заявил: «В медицинских, в том числе в психиатрических кругах, никаких разговоров о гомосексуализме Чайковского не ходило. Более того, при его жизни такое обвинение вообще не выдвигалось». По мнению Буянова, Чайковский – типичный пример асексуала – человека, которому эстетически неприятны половые отношения в силу особенностей его натуры. Он был помешан на чистоте и гигиене, склонен к самобичеванию и самокопанию.
Конечно, Чайковский вращался в «голубой среде». Но незадолго до революции правящий слой в России вырождался и разлагался, что отражалось и на артистическом окружении, другой среды вокруг него просто не было.
Однако фальсификаторы выдвинули такую версию: мол, он это нарочно выпил зараженную бациллами воду, чтобы совершить самоубийство! Орлова-Шнеерсон утверждала, будто сам царь приказал Чайковскому покончить с собой, узнав о его якобы нетрадиционной связи. Однако царствовавший тогда Александр III глубоко уважал композитора, был всегда с ним прост и ласков, высоко ценил его дар и постоянно оказывал ему материальную помощь. Сохранилось письмо Александра III Победоносцеву: «Высылаю Вам для передачи Чайковскому 3000 р. Передайте, что эти деньги он может не возвращать. Александр». Для императора композитор сочинил Коронационный марш и Коронационную кантату. Государь ему за это пожаловал перстень с бриллиантом. Кроме того, царь назначил композитору пожизненную пенсию – огромную по тем временам.
Сам же Чайковский, как говорил знаменитый хореограф Джордж Баланчин, искренне любил государя, был монархистом и патриотом.
В письме к фон Мекк Чайковский так описывает представление «Евгения Онегина» в присутствии императорской семьи: «Государь пожелал меня видеть, беседовал со мной очень долго, был ко мне в высшей степени ласков и благосклонен, с величайшим сочувствием и во всех подробностях расспрашивал о моей жизни и музыкальных делах моих, после чего повел меня к императрице, которая в свою очередь оказала мне очень трогательное внимание». Император любил не только Чайковского. В его царствование начался расцвет и русской литературы, и живописи, и музыки, и балета. Но, кроме того, православный монарх никак не мог приказать своему подданному покончить с собой – мысль эта настолько бредовая и нелепая, что иначе, как злонамеренной провокацией это назвать нельзя.
А потому ясно, что запущенная из США лживая версия о «самоубийстве» Чайковского, – попытка дискредитировать не только великого русского композитора, но и царскую семью, обвинить императора в «деспотизме» и преследовании талантов, чего на самом деле, конечно, не было, в ложном свете изобразить русскую историю вообще.
Как заявил недавно министр культуры Владимир Мединский, резко опровергая грязные слухи вокруг биографии композитора, «нет никаких доказательств, что Чайковский был гомосексуалистом. Чайковский был величайшим русским композитором – это факт. Чайковский – гений».
Надо учесть и еще вот что: известно, что автор публикаций «откровенных» писем Чайковского, Соколов, сам сообщает в предисловии, что архивы, якобы принадлежавшие Чайковскому, дописывались его братьями. А его брат Модест был откровенным гомосексуалистом. Потому сразу возникает подозрение, что речь идет о подлоге.
Как утверждает латышский психотерапевт и сексолог Янис Залитис, нет никаких писем или воспоминаний современников о гомосексуализме Чайковского.
Бабушка Залитиса, Варвара Дмитриевна, служила в доме Петра Ильича в Клину. И внук заявил: «Если бы в доме Чайковского происходило что-то постыдное, этого нельзя было бы утаить» от слуг.
Поэтому сегодня имя великого русского композитора просто пытаются использовать «либерально-толерантная» публика, считающая верхом демократии легализацию однополых браков на Западе. Не более того.
Владимир Малышев
6 ноября 2013 г.
http://www.stoletie.ru
|
